Rambler's Top100
Яндекс цитирования
 

 

 

Пока есть возможность, буду охотиться

1Интервью с кинорежиссером-документалистом, путешественником и охотником Сергеем Владимировичем Ястржембским

   — Сергей Владимирович, мне всегда хотелось понять причину трансформации охотника в человека, который снимает фильмы о природе и охоте. Это потребность, бизнес или естественное желание человека, охотившегося везде и на все, продолжить этот процесс, но в другом ракурсе?
    — Начну издалека. Однажды я заметил, что большое количество выдающихся охотников, которые заявили о себе в разные десятилетия, в том числе и на африканском континенте, постепенно превратились в защитников природы.
    Есть, видимо, некая закономерность, когда человек, проводящий много времени среди природы, видя ее богатства, понимая ее проблемы и боль, начинает их воспринимать очень личностно и рано или поздно ощущает себя частью природы.
    Это хорошо видно на примере таких людей, как президент США Теодор Рузвельт, который немало времени провел в Африке и опубликовал воспоминания о своих сафари. Он очень много сделал для охраны природы и диких животных в США.
    Скажем, первые национальные парки страны — это во многом заслуга Рузвельта и его единомышленников. Или вспомним знаменитого охотника Фредерика Селуса, чьим именем назван самый большой резерват в Танзании, или политического деятеля одной из бурских республик Пауля Крюгера, также заядлого охотника, основателя первого и самого известного национального парка в Южной Африке; или же французов – супругов Соммер…
    Нечто похожее, видимо, переживаю и я. Мне надо самому еще понять, что происходит, но у меня появилась потребность говорить не столько об охоте, сколько о защите дикой природы и ее ярких представителей, таких как слоны и тигры. Им и были посвящены мои последние два фильма, которые наделали немало шума, а главное, вызвали адекватную реакцию у зрителей.
После их показа для российских спонсоров из WWF состоялось обсуждение, и я увидел, насколько правильно специалисты и публика восприняли посылы, заложенные в этих фильмах.
Сейчас мне хочется снять фильм об охоте без единой охотничьей сцены и даже без выстрела, который тем не менее расскажет о той огромной пользе, какую приносит дикому миру трофейная охота.
     — Вы сказали, что охота для Вас не только приятное времяпрепровождение, но и некий культурный феномен. Правильно?
    — Да. Можно сказать, что в документальное кино я пришел благодаря охоте. Когда происходила радикальная смена декораций (смена Кремля на съемочную площадку), мне пришлось решать, куда идти. До этого я небезуспешно занимался фотографией. Но этого мне было мало.
    Нащупывая новую площадку, я обратился к документальному кино, близкому к фотографии, и сразу вспомнил о своих охотах с масаями, бушменами и пигмеями — тремя этническими африканскими группами — и тот восторг, который они во мне вызывали своим умением распутывать и находить следы подранков среди сотен других отпечатков на песке саванны или в дождевом лесу.
    И я подумал, что, наверное, и другие стороны их жизни представляют интерес для широкого зрителя. Так что не случайно первые четыре года (2008–2012) мы не вылезали из Африки и сделали о ней более 20 фильмов, пока не насытились и не переключились на другие континенты.
    — А нет ли здесь некой контрадикции между такими понятиями, как охота и трофейная охота? Вы говорите, что трофейная охота помогает сохранять биоразнообразие. Но массаи, например, охотятся не ради трофеев.
    — Я восхищаюсь ими и как трекерами, и как очень мужественными людьми. Мне, к сожалению, не удалось снять охоту масаев на льва, но говорят, это производит грандиозное впечатление. Даже по снимкам видно, что масаи не знают слова «страх». Но они большие браконьеры, правда, пассивные.
    Масаи гордятся скотом, который находится в их собственности. Они вообще считают, что весь скот мира принадлежит им, потому что так велел бог Нгаи. Поэтому кража скота у других племен считается справедливой, отсюда в национальных парках Кении и Танзании часто происходят набеги и кровавые стычки масаев с другими этническими группами.
    Это наносит ущерб биоразнообразию, дикий зверь чувствует себя некомфортно по соседству с масаями и их скотом. Кроме этого, масаи убивают львов, когда возникает прямая угроза для их скота. Кстати, свои пищевые запасы они пополняют не только из собственных стад, но и из национальных парков.
1    — Они стали есть мясо диких животных?
    — Я сам это видел. Антилопами они, так скажем, пробавляются. Конечно, они не думают о будущем животного мира. Трофейная охота — это изобретение белого человека. Африке это не было свойственно, пока не появились белые охотники, как в Индии или Азии. На мой взгляд, и сегодня для многих африканцев охотничьи трофеи животных не представляют никакой ценности.
    — У нас в стране все белые. А трофейной охотой сколько человек занимается? На всю страну если тысяча наберется, уже неплохо. Вы не видите противоречия между трофейной охотой и просто охотой в нашей стране?
    — Да нет никаких противоречий! Есть охота мясная, и она, несомненно, имеет право на существование. Почему нет? В той же Южной Африке и в США есть целая категория охотников, которые занимаются именно мясной охотой. Они приезжают, отстреливают кабана, косулю, белохвостого оленя или антилопу, делая ставку на мясо. Рога их не интересуют.
    Все это тоже вклад в экономику охоты. Люди платят деньги за мясо, мясо идет на переработку, появляется продукт очень высокого качества для домашнего потребления. Часть дичи идет в коммерческую торговлю.
    В Йоханнесбурге в аэропорту вы увидите большое разнообразие билтонга — сухого вяленого мяса, сделанного из разного вида дичи: страуса, буйвола, иланда, куду. Так что такая охота имеет право на существование.
    Или же возьмем охоту по перу — прекрасную, старинную, очень красивую. Как она может противоречить трофейной охоте? Единственное, чего я не принимаю и никогда не приму, — это когда за одну утреннюю или вечернюю зорю берут по 200, 300, 400 гусей. Зачем? Очевидно ведь, что столько не съесть.
Ладно, если б это мясо поставлялось, скажем, в детские дома или дома престарелых, — с этим можно согласиться. Но это элементарное отсутствие чувства меры, и для таких охотников государство должно вводить ограничения.
    В Северной Америке (мы обязательно покажем это в новом фильме) прекрасно отлажена система рационального использования охотничьих ресурсов. В Канаде вы охотитесь бог знает где. Юкон, Альберта, Британская Колумбия — везде нетронутая дикая природа. Нет ни инспекторов, ни рейнджеров. Вы один с сопровождающими.
    Вы добываете барана, медведя или лося. Разделали добычу и тут же начали тщательно упаковывать мясо. Оно должно быть вынесено на лошадях или на ваших плечах. Ничего нельзя оставлять в дикой природе, хотя там есть кому подобрать остатки вашей добычи: медведи, волки, росомахи. Какую-то часть этого мяса охотничья команда может съесть, но большую часть она должны сдать на социальные нужды — в дома престарелых, больницы, школы.
    Считаю, это великолепный пример того, как блага природы должны распределяться в интересах широкого круга людей и всего общества. В общем, мясное направление охоты я приветствую, прекрасно понимаю его значимость, но это не то, чем я занимаюсь. Это аккумулирует гораздо меньше денег на природоохранные мероприятия.
    Но в то же время это может решать важные социальные задачи. Как в тех же США и Канаде. Охота по перу, мясная, трофейная охота — все имеет право на существование. А остальное, по-моему, браконьерство. Есть люди, которые еще занимаются дичеразведением. Но это уже другая тема.
    — Вы стали снимать фильмы... А охотиться не перестали?
    — Да, я продолжаю охотиться. Раньше у меня не было возможности заниматься сложными горными охотами, например, в Канаде или США. А сегодня на последней охоте в Канаде я не слезал с лошади 12 дней, порой совершая девятичасовые переходы по горам. И ничего не добыл.
    Но я узнал много нового и об охоте, и о природе, и о том, как канадцы ее защищают, поэтому не считаю, что потратил время впустую. Пока есть возможность, буду охотиться. А чтобы не быть обузой для проводников, приходится следить за своей физической формой. Это позитивно сказывается на семье.
    Когда члены семьи видят, что в 64 года человек старается быть в хорошей физической форме, они уважительно относятся к его увлечению. Все в жизни взаимосвязано: природа, охота, здоровье, семья.
     — Что для Вас более интересно: добыть трофей, предположим барана Дала, или сделать фильм, идеи, которого крутятся в голове? Охота в сравнении с фильмом, наверное, занимает минимум времени и энергии?
    — Моя семья с вами не согласится. Какая разница, чем занят папа? Главное, его нет дома. Для детей это проблема. В 2017 году с 1 января по 31 декабря у меня было 110 перелетов. Полгода я провожу с семьей, полгода меня нет. По любым причинам: съемки, фестивали, где я обязан быть, показы, интервью, охота.
    Вообще должен предупредить трофейных охотников в полушутку и полувсерьез: молодая семья — одна из самых больших проблем трофейщика-коллекционера.
    Сейчас я думаю, как интегрировать съемочную группу нового фильма в мои охоты, и уже по двум охотам решение принято. Это будут съемки в ОАЭ, где возродили популяцию аравийского орикса и двух видов газели и открывают охоту на них. Это прекрасная демонстрация возможностей трофейной охоты.
    Кроме того, я уже принял решение взять с собой на охоту на белого медведя в Канаде оператора. Саму охоту мы показывать не будем, но расскажем о ее глубоком социальном смысле, о том, как с ее помощью федеральное правительство Канады заботится об аборигенных жителях северных провинций.
    В России охота на белого медведя официально запрещена, и это большая ошибка, потому что популяция одна и та же. У нас их бесконтрольно отстреливают либо люди в погонах, либо участники разных экспедиций, либо аборигенные народы. В Канаде все сделано по уму. Считаю, так нужно сделать и в России.
    — Об этом я и хотел сказать. Ваши охоты и Ваши фильмы когда-нибудь должны были пересечься...
    — До этого была коллекция фильмов «Охота с Сергеем Ястржембским». Эти десять фильмов три года крутил канал «Стрим — охота и рыбалка», сейчас взял канал «Дикий». В них показаны процесс охоты и трофеи, звучат выстрелы.
    В новом фильме охота будет присутствовать в совершенно другой ипостаси, мы сделаем упор на ее влиянии на социальные, экономические и культурные традиции народов, на ее экономическое и природоохранное значение. Естественно, речь будет идти о трофейной охоте, а не об охоте вообще.
    — Вы никогда не отличались трусостью, высказывая свои суждения, но я помню, как Вы однажды сказали: «Сейчас не время говорить об охоте». Теперь Вы хотите поднять очень острую и важную тему. Не думаете, что сегодня будет какое-то серьезное противодействие Вашей идее?
    — Не думаю, что будет противодействие, потому что в стране много людей, которые правильно смотрят на охоту, на трофейную охоту, на дичеразведение и природоохранные мероприятия. Есть много сторонников, в том числе и во властных структурах, на эмоциональном уровне хорошо понимающих, что такое охота и как она должна развиваться.
    Но далеко не все из них представляют, насколько это могучий экономический ресурс в руках государства. Цифры совокупного дохода от охотничьей индустрии в США, Канаде или ЕС поражают.
 1   В России же, скажем в прошлом году, было принято всего 56 иностранных охотников. Эта цифра ничего, кроме стыда, не вызывает. Даже если сравнивать с так называемыми лихими девяностыми, когда ситуация в стране была более «цветистой», то тогда тысячи иностранцев приезжали в страну на охоту.
    А если сравнивать с ЮАР, с которой мы входим в группу стран БРИКС, то стыдно еще больше: в прошлом году в ЮАР побывало 10 тысяч иностранных охотников. Доход — миллиард долларов. У нас что, не на что истратить миллиард? Он нам не нужен?
     — Сенатор В.А. Лебедев в своем интервью, опубликованном в нашем журнале, говорил, что у нас многие люди во властных структурах охотятся, но к охоте относятся не как к серьезному занятию, а как к развлечению. Именно от этого, по его мнению, проистекают многие беды в нашей охотничьей отрасли. Вы согласны с такой трактовкой?
    — Абсолютно согласен! Я с этим неоднократно сталкивался, когда начинал раскрывать людям глаза на то, что такое охота как отрасль экономики. Скажем, в США охота борется с фармацевтической промышленностью, чтобы войти в первую десятку наиболее прибыльных отраслей экономики страны.
    Только представьте себе объемы финансовых ресурсов, которые крутятся в американской фармацевтике! Фантастические суммы! Я когда-то сказал об этом президенту и видел его реакцию. Но дел у него много, поэтому, конечно, не до охоты.
    В Финляндии и Швеции легально добывают, по-моему, свыше 150 тысяч лосей в год. Если сравнивать территории этих стран с территорией, скажем, одного лишь северо-западного региона нашей страны и знать, сколько там добывают лосей официально, берет оторопь. У нас люди не верят, что во Франции и Германии в год отстреливают 2,2 млн косуль и кабанов.
    Спрашивают: «И как же они всех до сих пор не уничтожили?» Вот поэтому я и хочу, чтобы будущий фильм нес сильный просветительский заряд для людей с «промытыми» мозгами, для всех, кто поверхностно относится к охоте или поносит ее.
    Хочу, чтобы они получили альтернативную информацию об охоте, кроме той, которой их потчуют зеленые. Для этого очень полезно посмотреть, как устроена охота в странах, где разум идет впереди предрассудков и необоснованных страхов. В этом смысл фильма.
    — Все фильмы Вы создаете на деньги спонсоров?
    — Да. И если что-то продается, то мы эти деньги реинвестируем в кинопроцесс.
    — То есть это стало неким бизнесом?
    — Это не бизнес. Совсем не бизнес. Чтобы жить, я вынужден заниматься параллельно другими делами. И я не знаю документалистов, которые бы жили на доходы от своего кино. Это профессия, но профессия, которая не приносит прибыли.
    — Для съемок будущего фильма Вы собираетесь привлечь природоохранные организации — международные и отечественные, или это будут частные инвесторы?
    — У Конфуция есть хорошая фраза: «Не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она мышей ловила». Мне все равно, откуда придут деньги, главное, чтобы они были чистыми. Я постоянно встречаюсь с потенциальными спонсорами, ищу средства для нового фильма. И, естественно, рассчитываю на своих друзей, которые финансировали многие предыдущие проекты.
    Но пока я к ним не обращался. Будем искать на стороне. В Европе тоже. Известный в охотничьих кругах мира Норберт Ульман, председатель баварской организации охотников и бывший президент баварского филиала SCI, выразил желание участвовать в создании фильма и поиске спонсоров.
    Меня это окрыляет, так как об охоте и охотничьем бизнесе Норберт знает всё и вся. Так что пройдемся по широкому кругу с неводом, а дальше посмотрим.
     — Неужели Министерство природных ресурсов не входит в список возможных спонсоров?
    — Не входит. Это мое принципиальное решение. Я стараюсь обходиться без государственных денег. Было всего несколько фильмов, которые мы сняли на средства почившего в бозе Министерства регионального развития. На них мы сняли очень удачный фильм о чукчах — оленеводах и морских охотниках.
    Я не беру деньги у государства, потому что не хочу участвовать в разных схемах. Столкнулся с этим, работая с министерством. Когда мы уже выиграли тендер, некая структура предложила свои услуги в получении денег «всего» за 20 %. Студия послала их, поскольку у нас были хорошие отношения с руководством министерства. Мы чисто получили эти деньги и чисто их отработали.
    Но главное, я не хочу никакой цензуры и рекомендаций. У меня есть свой авторский взгляд на события. Если я нахожу независимое финансирование, то имею право высказывать свой независимый взгляд.
    Кроме этого, к Министерству природных ресурсов у меня огромное количество вопросов относительно охоты, так что вряд ли они согласятся финансировать мой фильм.
    — Вы упомянули Норберта Ульмана. Как Вы думаете, ему удастся поднять Европейский клуб «Сафари»?
    — Этот процесс уже идет полным ходом. Первое: он создал эшелонированную систему призов, вручаемых фондом семьи Ульмана за охотничьи достижения в Европе. Второе: каждый год в Полариково (Словакия) он проводит слет европейских охотничьих организаций, национальных федераций или ассоциаций.
    У Норберта прекрасная репутация, хорошие организаторские способности и богатейший опыт. Он знает, как лоббировать интересы охотников. Многие решения, которые пытались провести радикальные экологи через Европарламент, Норберт и его единомышленники с помощью лоббистских групп в Европарламенте успешно нейтрализовывали. Думаю, европейские охотники в состоянии жить без американцев.
    — Американцы, везде американцы…
1    — Да уж, они везде! Но хочу сказать слово в защиту Трампа, потому что он принял одно разумное и позитивное решение по охоте. Он снял запрет на ввоз в США охотничьих трофеев львов и слонов из Зимбабве и Намибии.
    Абсолютно необоснованный запрет на импорт этих трофеев, принятый администрацией Обамы, немедленно привел к угасанию всей индустрии трофейной охоты в Зимбабве. В стране порядка 83 тысяч слонов, если не ошибаюсь, а по подсчетам ученых, дикая природа Зимбабве может прокормить лишь половину от этого числа, не больше.
    Запрет привел к тому, что фермеры стали травить слонов ядами на водопоях в надежде уберечь свои посевы от них. А дальше смерть прошлась по всей экологической цепочке: львы, грифы, гиены и т.д. А это уже экологическое бедствие. Кстати говоря, такую же глупость сейчас повторяют в ЮАР. Речь идет о леопарде.
    Власти почему-то решили, что он находится под угрозой. Принятая государством методика учета хищников по регистрации их голосов смехотворна. Фактически леопард присутствует повсеместно, но фотоматериалы, показания фермеров и местного населения не принимаются, говорят, это не доказательства.
    Зверь потерял страх, и фермеры начали уничтожать леопардов с помощью отравленного мяса. Бред!
     — У Вас огромная коллекция прекрасно оформленных охотничьих трофеев, собрано все, что связано с охотой по всему миру: оружие аборигенов, скульптурные изображения зверей, артефакты. По сути, это готовый музей. Как Вы считаете?
    — Больная тема. Очень люблю свой трофейный дом, где все собрано и создано моими руками. В этом доме у меня совершенно особое внутреннее состояние. Но никто не вечен, и поэтому было бы глупо пустить на самотек будущее коллекции и обременить этим детей.
    Я бы с удовольствием подарил ее любому региону, готовому создать музей охоты и профинансировать это. Согласитесь, самому финансировать создание музея и его содержание — это чересчур. Первые разговоры на эту тему состоялись на Дальнем Востоке. На острове Русский появился великолепный океанариум.
    Это серьезный региональный научный центр, и там, как говорят, власти обещали построить музей охоты. Когда меня спросили, верно ли, что я готов подарить свою коллекцию, я подтвердил это и сказал: «Если вы решите административные и строительные вопросы, то коллекция ваша».
    — А с Ю.П. Трутневым Вы не говорили по этому поводу? Он же все-таки охотник.
    — Нет, не говорил. У меня есть вопросы к нему с учетом тех проблем, которые ставит дальневосточный гектар для будущего охоты в этом регионе, для охотпользователей и президентских программ по сохранению тигра и леопарда.
    Власти раздают этот гектар где ни попадя. Фактически происходит вторжение людей в земли охотпользователей. Уже 25 тысяч человек получили документы на свой гектар. В результате под угрозой оказался ареал и кормовая база тигра и леопарда, а значит, и реализация успешной президентской программы по сохранению этих животных.
    К сожалению, острота проблемы обозначилась уже после того, как мы сняли фильм о тигре. Если бы это произошло раньше, я бы, конечно, посвятил часть фильма этой проблеме.
    — Если Ульман создаст Европейский клуб «Сафари», Вы будете в числе отцов-учредителей или первых членов?
    — Когда такая организация возникнет, я, конечно, туда войду. Если меня пригласят принять участие в ее создании, я с удовольствием это приглашение приму.
    — Стoит ли клубу в целях популяризации охоты и борьбы с зеленым интернационалом начать снимать фильмы об охоте?
    — Вопрос абсолютно правильный. Думаю, они смогут найти и финансы и режиссеров. Но все-таки вначале лошадь, а потом телега.
    Планы на будущее
    Я хочу сделать две версии фильма: одну международного звучания, а вторую сугубо для российского зрителя не охотника. Хочу разоблачить негативные мифы, сложившиеся об охоте в результате агрессивных выступлений радикалов, пассионарных экологов или бизнесменов от экологии.
    Они зарабатывают деньги на защите природы, при этом распространяя небылицы и об охотниках, и об охоте, создавая не просто атмосферу отчуждения, а атмосферу ненависти к охотникам. Это меня беспокоит, и, если мы будем дальше молчать, это может привести к закрытию легальной охоты.
     Мысли вслух
    Я часто вспоминаю Виктора Степановича Черномырдина, фантастического человека, очень остроумного и большого, азартного охотника.
    Когда он уже не был премьер-министром, мы где-то пересеклись, речь зашла об охоте, и он на полном серьезе сказал: «Я не могу себе простить, что будучи столько лет во главе правительства РФ, я мог поставить охоту на правильные рельсы, но не сделал этого».
    Дорогого стоит такое признание! Виктор Степанович прекрасно понял, что у него на его высокой должности всегда была гарантирована удачная охота. А вот когда он стал ближе к обычным охотникам, то увидел подлинную картину того, что происходит с охотой в нашей стране. И у него хватило мужества это признать.
    К сожалению, я тоже мало сделал для охоты, находясь «за стенкой». Хотя и приложил большие усилия для того, чтобы в свое время появился закон об охоте. Но над его содержанием я, конечно, не работал.
Охота и Рыбалка XXI век

Беседовал Александр Лисицин

   
© Интернет-журнал «Охотничья избушка» 2005-2018. Использование материалов возможно только с ссылкой на источник Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.