Охота и рыбалка в России. Взгляд изнутри.
Начало Часть 10

   При смене коммунистической идеологии на капиталистическую, основной призыв (как, впрочем, и основная мотивация содеянного) звучал так: ?В стране нет хозяев – стране нужен хозяин! Только частник сделает страну процветающей!? Надо признать, что большинство россиян в начале 90-х восприняло новый клич с большим энтузиазмом – многие сделали попытку заняться бизнесом, а наши промысловики стали брать в долгосрочную аренду угодья, на которых охотились.

   Но при этом государство стало применять к ним точно такие же требования, что применялись к крупному предприятию - бухгалтерия, ежеквартальные и годовые отчёты, приказы по предприятию (читай - самому себе), списание средств на содержание собак, амортизацию техники, а главное, многочисленные справки в не менее многочисленные инстанции. И штрафы с санкциями, если они этого вовремя не делали. То есть, вольный по своей сути мужик- охотник создал для себя огромную головную боль. И всё это в тот момент, когда доход своего предприятия он мог показать всего один раз в год, после реализации пушнины и то лишь той, которую он добыл законно (подчёркиваю!).
А вот здесь возникает главный вопрос. Мы уже говорили о том, что любая охота, как известно, занятие непредсказуемое, то есть человек, идущий в тайгу, не может гарантированно знать, вернётся он с добычей или нет. И потому, получив десять законных лицензий на отлов того же соболя, он будет их ловить ровно в том количестве, сколько ему попадётся. Ни больше и ни меньше.
Вы скажите, что он браконьер? Я с вами не соглашусь. Поскольку часто только заезд на промысловый сезон этому охотнику обходится дороже, чем будут стоить те десять соболей – автобусов и электричек в тайге, к сожалению нет. А про вертолёты, которыми пользовались раньше, уже давно забыли. Добираться иногда приходится за сотни вёрст на лошадях, вездеходах и по порожистым рекам на лодках, что не только очень накладно, но и опасно.
Может быть, вы ему предложите бросить это дело? Дабы он остался честным человеком. Но тогда ему не на что будет кормить свою семью. Поскольку другой работы в его посёлке нет и в помине. Да и жалко любимое занятие бросать, когда этим непростым делом занимались его деды с прадедами. Куда же, к примеру, деть его личные затраты на содержание собак и обустройство участка: постройку зимовий, прорубку дорог, сооружение ловушек, немалые расходы на покупку дорогих капканов. Так что он этих соболей будет ловить на протяжении всего разрешенного периода и в том количестве, сколько их ему попадётся, и в этом можно не сомневаться. При этом, он всегда будет помнить, что вот в сезон того-то года ему удалось их добыть всего пять, а в сезон другого, он вообще вышел домой пустым. Но главное совесть этого ?заведомого браконьера? перед природой, у которой он якобы ворует, будет совершенно чиста. Поскольку он точно знает, что комплексного обследования популяции соболя никто уже как минимум 40 лет не проводил, что поголовье соболя высокое, что попадутся ему в основном лишь те, которые хотят попасться –молодые сеголетки, не способные найти себе пропитание и пришлые, что от бескормицы сюда прибежали. А маточное поголовье переловить ловушками практически невозможно, если специально им не заниматься – давление на него идёт только при помощи собак.
И ещё этот охотник знает то, что все лимиты на промысловые виды животных в нашей стране спускаются, мягко сказать, на основе недостоверных данных. По признанию самих же охотоведов из промысловых районов, все отчёты о проведении мероприятий по оценке популяции зверя, практически повсеместно и один в один ежегодно переписываются с отчётов прошлых лет. Если взглянуть на цифры тридцатилетней давности и прошлого года, то они будут разниться максимум на 5-10%. Но винить в этом охотоведов я бы не посмел, поскольку за их плечами часто территория побольше нескольких Бельгий, и обследовать её всю даже точечно, у них нет никакой возможности. Цифры существенно занижаются лишь в том случае, если очевиден явный спад, но если этого не происходит, то даже при существенном возрастании численности, цифры, как правило, остаются на том же уровне.
Но вернёмся к нашему страдальцу. Поймал он вместо положенных десяти соболей, двадцать пять и куда же он их понёс? Только пушному купцу! Или нанятому последним скупщику, коих на местах сейчас развелось порядком. Но знает наш мужик, что настоящей цены купец со скупщиком ему никогда не дадут. Ему бы по-хорошему самому своих соболей в ?Союзпушнину? на аукцион отослать и получить за них настоящую цену, как это делается в цивилизованных странах, но это только десять можно –по количеству выданных ему лицензий, а остальных снова купцу? Да и как ему эту пересылку организовать? Самому с таким мизером в Санкт-Петербург не поедешь. Так что купец остаётся единственным, кто пушнину у охотника купит, и он сделает всё, чтобы купить её по максимально низкойцене.
И задумался тут наш мужик:
- Если я в любом случае пушнину отнесу купцу, зачем мне нужна моя головная боль спредприятием?
Поднял он руки вверх пред такими обстоятельствами и пошел обратно –сдаваться в Промхроз. А тому это только и надобно. Поскольку тот теперь не нормальное предприятие со штатом работников, а фирма-паразит, если отыскать наиболее точное определение. В ней одно руководство, работники-охотники отсутствуют напрочь, но имеются взятые в долгосрочное пользование у государства угодья, которые она просто сдаёт в аренду на промысловый сезон по договорам. Её главная задача принять у промысловика соболей, реализовать их и разделить полученную прибыль согласно своих разумений.
В советское время любое промысловое предприятие несло ответственность за своих работников-охотников –на промысел могли пойти только те, кому позволяло здоровье. Для этого были разработаны и строго соблюдались правила нахождения в тайге, и если что вдруг случалось, руководство поднимало в воздух вертолёты, организовывая поиски и спасение людей. Надо сказать, что ни в одном административном районе, где ведётся промысел, без ЧП на нём не обходится ни один сезон: подвергся нападению медведя; заблудился в непогоду и сгинул без следа; перевернулся на лодке и не сумел выплыть, в лучшем случае сам выплыл, но всё утопил; понадеялся на технику, а она подвела; провалился в воду, под лёд или в наледь, не смог развести костёр и долго добирался до зимовья, где вскорости заболел и болезнь прогрессировала; неловко упал и что-то себе сломал; отказало сердце от чрезмерных нагрузок –наиболее типичные случаи в тайге. Сегодня же никто ни за кого ответственности не несёт –за последние 25 лет людские потери на промысле по всей стране исчисляются тысячами: ?Издох Максим, так и хрен с ним!?
Есть основание полагать, что между всеми пушными купцами России, коих совсем немного, существует торговый сговор, в котором они определили максимальную цену приёмки. Судя по наблюдениям, купец-охотпользователь берёт у охотника пушнину по цене в 1/3 часть от средней цены последнего аукциона, а купец со стороны, не имеющий даже номинально своих угодий, даёт 1/2. И это в лучшем случае! То есть первый, как минимум, кладёт себе в карман сумму в 3 раза большую, чем человек, который её добыл, а второй в 2. Но давайте не будем забывать, что ни один из этих купцов никаких материальных, временных и физических затрат не несёт –всё на плечах нашего мужика. А затраты далеко не малые и часто сопряжены со смертельным риском. Так что, если отнять все расходы, промысловик сегодня имеет с добытого им соболя 15-20%, от его аукционной стоимости (в царское время порядка 80%!)
Лет 12-15 назад, когда цена соболей на аукционе ещё далеко не достигла уровня советских времён, один далеко не худший купец похвастался, что стоимость выставляемых им на аукцион настоящих баргузинских соболей колеблется в пределах $220- $240 за шкурку. В тот момент, когда он скупал соболей не более чем за $60, но брал только хороших. Так что посчитайте сами. Получается, что современный промысловик в здравом уме и светлой памяти позволяет себя обманывать точно так же, как это делал купец в далёкие царские времена, но при этом спаивая аборигенов.
Парадокс этой ситуации состоит в том, что в конце XIX века, верхнеангарский купец Новомейский, отправляя в тайгу ?промышленников? на арендованные у царя угодья, давал им голым для промысла всё –от продуктов и отрезов на одежду до пороха и пищали (т.е. ружья). За что после промысла две шкурки забирал себе, а одну оставлял охотникам, либо выплачивал им её полный денежный эквивалент. А когда покупал соболей у трезвых инородцев Агдареева или Толбуконова, о которых мы говорили выше, платил им за каждую шкурку 200-250 рублей, имея с неё после перепродажи на нижегородской ярмарке всего лишь жалких 50-70 рубликов.
Даже не предполагая, что его коллеги во вроде бы более цивилизованной России XXI-го века при прибыли менее 100% даже пальцем не пошевелят. В советские времена стоимость соболей баргузинского кряжа (считается самым дорогим) не опускалась ниже $180 за шкурку на круг и ни на каких других аукционах, кроме Ленинградского, он больше не торговался (г.Ленинград теперь Санкт-Петербург). Но после развала СССР, повезли купцы нашего соболя в Копенгаген и Сиэтл, где цена на него мгновенно рухнула примерно в три раза (со $180 до $ 60), лишь через 15 лет приблизившись к ценам советского периода. И это всё в то самое время, когда стоимость готовых изделий из русского соболя, судя по некоторым публикациям, значительно возросла. По имеющимся данным и здесь главным фактором являлся торговый сговор. Теперь уже зарубежных фирм, участвующих в торгах.
По признанию тех же наших купцов, в 90-е годы, как правило, все лоты, выставленные на аукцион, распределялись между покупателями ещё до начала торгов, то есть каждый из них заведомо знал, какой из лотов ему достанется и по какой цене. Что, возможно, происходит и сегодня. Как известно, по правилам аукциона продавец вправе снять свой товар с торгов, если его не устраивает цена продажи. Но любой зарубежный ?фирмач? отлично понимал, что наш купец этого не сделает никогда, поскольку не имеет возможности в условиях огромной инфляции в стране заморозить почти на год кредитные средства, взятые им у банка на покупку пушнины. Да и зачем ему это делать, если он и так имел баснословную прибыль?
Так было в конце прошлого века, но в 2003 году государство Россия окончательно избавилась от некогда ?Валютного цеха страны?, во многом благодаря которому мы когда-то выиграли Великую Отечественную Войну, отдав ЗАО ?Союзпушнина?, организацию, которая проводит торги на Санкт-Петербургском аукционе, в частные руки. На этом аукционе в основном и торгуются русские соболя - единственный вид пушнины, что пользуется сегодня большим спросом в мире. Заведомо потеряв при этом ощутимый доход в свою казну и возможности как-либо влиять на ценообразование при продажах русской  пушнины.
Для частника-монополиста, не имеющего никакой конкуренции и баснословную прибыль, словосочетание ?интересы государства?, выражаемые теперь лишь в виде небольших налогов, всегда будут пустым звуком. С тех самых пор, как торговля пушниной перешла в частные руки, наблюдается ещё одна удивительная, лукавая и подложная особенность торгов на аукционах Санкт-Петербурга.
Во все времена всех соболей делили на кряжи в зависимости от территориальной принадлежности и ярко выраженных собственных признаках шкурок, добытых в определённом месте. Когда-то кряжей было много (14, 13 потом 11) но со временем осталось только 5 - баргузинский, якутский, енисейский, амурский и камчатский. Во все времена эти кряжи всегда выставлялись на продажи отдельно и объём шкурок настоящих баргузинских соболей (самых тёмных, пушистых и шелковистых), добытых на севере Иркутской области и Бурятии, никогда не превышал 14-18%, от общего объёма продаж, но цену за них давали самую высокую. В то время как сегодня их количество вдруг стало превышать объём всех остальных в 30-40 раз! Скажем, шкурок баргузинских соболей теперь выставляется на торги 250 000, якутских 2500, енисейских и амурских по 1200, а камчатских всего 700. Может быть, все соболи России сбежались теперь на север Прибайкалья? Да нет - ничего не изменилось. Кроме желания всех тех, кто связан со скупкой пушнины у охотника и её реализацией за рубеж, скрыть истинную цену продаж и завуалировать всё, что с этим делом связано. Более закрытой сферы деятельности вы вряд ли где найдёте! И за какую цену теперь торгуется тот или иной кряж, если цена топ-лотов взлетает до $3300-$5900 (!) за одну шкурку, вы никогда не узнаете. В более лукавое время страна Россия ещё не жила!
Так что, если современной моднице муж или бой-френд дарит сегодня соболиную шубку или манто из ?настоящего баргузинского соболя?, то можно смело говорить, что в пяти случаях из шести, эту даму с её парнем просто ?подло надули?. Возможно, кто-то скажет, что я не прав, и баргузинский соболь теперь есть просто бренд? Но кто мне тогда объяснит, для чего выставляется на торги пушнина других кряжей? Отмените деление вовсе –пусть у вас весь русский соболь будет ?баргузой? (сленг, означающий баргузинского соболя). Где же логика, господа? В советское время на каждой шкурке соболя, что попадала на аукцион, всегда висела бирка, по которой можно было определить, где и каким охотником данный зверёк был добыт. И при значительном превышении стоимости этой шкурки, добытчик всегда получал высокую премию. Сегодня такие бирки тоже вешают, но там больше не фигурирует информация, где и кем этот соболь добыт, там есть только одно –кто эту шкурку выставил на аукцион. Где она добыта и кем, теперь никого не интересует вовсе, а о каких-либо премиях, вообще разговор не идёт.
Стоит ещё добавить, что уже неоднократно приходилось слышать о том, что коррупционная составляющая среди чиновников разных ведомств, имеющих отношение к торговле пушниной, исключительно высока. Ещё можно не сомневаться, что существуют каналы по которым наша пушнина минуя аукцион беспрепятственно уходит за рубеж. Поскольку в каждом крупном городе Сибири и Дальнего Востока открыто существуют китайские фирмы, скупающие различные дериваты зверей –панты оленей, лапы медведей, медвежью желчь, кабарожью струю и разную пушнину вплоть до соболей. То есть вновь только лицензионные виды, и вновь не спрашивая у сдатчиков, где они эту продукцию взяли.
После наступивших преобразований, количество промысловиков в тех районах, где основным объектом охоты является соболь, значительно возросло, достигнув на сегодняшний день числа не менее в 100 тысяч человек –у людей в отдалённых районах не стало иной возможности заработать. Но теперь явно прослеживаться тенденция к их сокращению. В силу того, что занятие промыслом становится невыгодным делом –закупочные цены на пушно-мехового сырьё для охотников низкие, а общие затраты на промысел высокие. Лодки, лодочные моторы, снегоходы, горючее, на всё это теперь уже одним только промыслом заработать стало невозможно. Сегодня в тайгу больше по инерции идут лишь люди старших возрастов (45-65 лет), более молодые встречаются редко. По признанию самих же охотников, некоторые теперь промышляют больше из желания добыть не столько соболей, сколько мяса и рыбы на прокорм своей семьи. А другие оценивают промысел как своеобразный спорт –постоянное движение и общение с природой благотворно влияют как на здоровье, так и на психику людей.
Немалой проблемой для всех этих ста тысяч человек, которая ничуть не волнует российских законодателей в ГосДуме, является то, что все, кто идёт сегодня на промысел в тайгу, не штатные работники предприятий, за которых надо платить государству налоги, отчисления в пенсионный фонд, оплачивать больничные листы и т.п., а являются ?договорниками? –т.е. заключившими с охотпользователем договор на промысловый сезон. Он начинается (15) 20 октября и заканчивается в конце февраля. Как известно, договорные условия бывают разными –можно пригласить только специалистов- строителей и обеспечить их всеми необходимыми материалами, а можно нанять бригаду, чтобы они за свой счёт построили тебе дом. Тогда цена этого дома будет значительно выше –за всё придётся заплатить. Но мы эту проблему уже обсудили и отставим её в стороне.
В нашем случае, договор заключается всего на 4 месяца, в то самое время, когда для того, чтобы обустроить и поддерживать на должном уровне своё рабочее место (охотничий участок), ежегодно промысловики тратят ещё массу времени на это. Надо поправить старое или построить новое таёжное жильё (зимовья), прорубить или прочистить от павших деревьев путики, изготовить новые или поправить сотни старых ловушек, развезти по весне продукты на следующий сезон, отремонтировать технику и т.д. и т.п. –то есть временные затраты превышают срок договора как минимум в 1.5 раза.
продолжение>>

Виктор Карпов