Обратный путь.

   Ярким солнечным утром тронулись вниз по берегу Кадрина. Впереди Прокопий ведет вьючного Рашпиля, я следом с Карькой и замыкает отряд Юра с карабином. На прощание напился воды из Огонька. Просто напиться ей невозможно. Льётся в душу живая вода.
Начались спуски и подъемы, подъемы и спуски вниз по долине Кадрина. Кручи и кручи, осыпь за осыпью, того и гляди покатишься вниз, камни за тобой и на тебя. Склон южный и жжет безжалостное солнце всю дорогу. На россыпях раскаленные камни жгут ноги сквозь толстые подошвы. От серых и черных плит пышет огнем. Спасаемся ягодами. На россыпях то и дело встречаются кусты черной и красной смородины, крыжовника и малины, черной, а по вкусу красной смородины-кислицы. Она чуть слаще красной смородины. Горстями отправляем в рот грозди ягод. "Рясная",-приговаривает Прокопий и ничуть не морщится от кислых быстро, набивающей оскомину. Удивительно, как на этих прокаленных насквозь солнцем голых россыпях, которые начинаются от отвесных серых скал растет ещё самый настоящий лук. Он раскинул свои крупные стрелки широко и свободно, как будто на хорошем подмосковном огороде. Прокопий не поленился, полез вверх и нарвал целый пук дармовой приправы. Лук отцвёл недавно, и его круглые шапочки набиты черными семенами.
У отдельных особо обильных или "рясных" кустов с крупной ягодой мы останавливаемся. Заводим послушных коней в тенёк и они с удовольствием стоят там. Мы набивает рот ягодами, быстро набиваем оскомину, а потом смываем её в ближайшем роднике холодной и сладкой водой.
Тропа хуже не придумаешь. Бурелом, валежник, камни, крутизна, кусты и мы не идем, а ползём. От рюкзаков отлетают пряжки, на них появляются дыры и дырочки, рвутся крепления. В одном месте тропу потеряли. Прокопий толокся и не шёл вперед. Я вместе с Карькой обогнал его и пошёл самостоятельно. Очень скоро дорогу преградили два лежащих толстых ствола. Перепрыгнув по ним, я потянул за собой коня. Он прыгнул и провалился между камней. Невероятным напряжением Карька выдернул передние ноги, перемахнул через стволы и оказался рядом со мной. Однако даром этот прыжок не прошёл. Левая задняя нога от скакательного сустава до щетки была разрезана острым камнем. Пошла кровь и из крупного сосуда забил фонтанчик. Снимаю рюкзак, достаю йод, стрептоцид, но это мало помогает. Собираем консилиум. Распорота только кожа. Кости целы. На ногу Карька наступает, но идет медленно. Весь груз ложится на Рашпиля.
Часа через два пути Кадрин бешеным потоком вырывается из ущелья в довольно широкую долину и тут же натыкаемся на алтайский аил: летняя стоянка скотоводов. Идем к дальнему срубленному пятиугольнику, который отстоит от первого метров на триста. Возле хижины четверо смуглых мальчишек, хозяйка в грязной кофте с огромными вислыми грудями, хозяин-молодцеватый подвыпивший алтаец. Здороваемся, садимся. Нам немедленно приносят миску чегея, острокислого творожистого напитка, весьма приятного на вкус. Чувствуются градусы как в крепком пиве. Он был бы ещё приятнее без мелких дохлых мушек, которые повсюду плавали по его поверхности. Я отдуваю их от края и потягиваю крепкий напиток. Передаю Юре, он морщится и отказывается, а Прокопий выпивает все. Приносят ещё и напиваюсь до отвала, егерь один добил целую миску. Беседуем о том, о сем. Приглашают пить чай в аил. Посреди горит костер, на котором стоит большой таган. Вдоль стенок сделаны лежанки, там где их нет стоят прямостенные бочки. В них квасят чегей и гонят араку, молочную некрепкую водку. На полках посуда: пиалы, кружки, миски. Высоко над костром на уровне потолка, которого нет, устроены деревянные решетки. На них дымятся шкурки барашков, лежат кружки овечьего сыра. Дым уходит в дыру в центре крыши. Нам подали хорошо заваренный чай в пиалах, сахар-песок, мягкий серый хлеб и миску сливок. Всему этому мы отдали должное, вышли и растянулись на травке в тени аила. Отдохнув, начали лечить коня. Алтайцы очень ловко подсекли животное, уложили его на спину. Залили рану мазями, засыпали биомицином. Всё это нашлось в аиле. Мы распрощались с скотоводами, вновь пошли вниз по Кадрину и остановились на ночлег недалеко от устья Тузака под густыми елями.
Над пологим берегом реки высились серые, светло-серые, бурые и фиолетовые скалы причудливых форм и конфигураций. Одни поднимались уступами и на них росла трава, кустарник и даже деревья. Другие отвесно обрываются до самых россыпей, третьи нависают отрицательными углами и смотришь на них с большой опаской. Такие вот "ласточкины гнезда" по несколько десятков тысяч тонн весом. Вечерние сумерки красили их в сиреневые тона разных оттенков и глубины. На одной из скал виднелось странное белесое пятно. Что это?-спросил я Прокопия. "Котлета"-ответил он. Я не понял. Оказалось, что это солонцы, подойти снизу к нему невозможно и охотники стреляют маралов, забираясь выше солонца. Убитый олень падает, катится по крутому склону, бьётся о камни и внизу вместо красавца-зверя оказывается отбивная котлета.
Ночлег прошел без затей, но утром оказалось, что у Карьки опухла нога, и он начал хромать. Ехать на нем было нельзя. Надо было возвращаться назад. До черных солонцов Тузака и баснословных рогов марала, которые лежали в избушке и их обещал мне отдать Прокопий мы не дошли совсем немного. На следующий день нам был обещан на Полати вертолет, который впоследствии так и не прилетел. Вернулись в аил и попросили коня, но нам отказали. Сняли с Карьки всю поклажу и пустили его в табун алтайцев, поправиться.
Пустились в обратную дорогу, перебрели вброд Кадрин и направились к длинному перевалу-тягуну, подъем по которому длился четыре с половиной часа. Последние полтора часа подниматься было особенно трудно: склон очень крутой, дышать тяжело, сердце бухало в ушах. Шли по тропе сквозь чистые кедровники, где в покрове блестели лопушистые глянцевито-зеленые листья бадана. На тропе я увидел какой-то странный помёт, будто кто ягод спелой черемухи кучки насыпал. Это кабарга (табарга, как говорит Прокопий)-пояснил егерь. Она всегда на тропе свой горох оставляет. На подъеме выдохлись и когда добрались до вершины, оказалось, что это ещё далеко не всё. Надо было пройти примерно столько же с подъемами и спусками одновременно. Шли мы через заросли карликовой березки, среди которых высились редкие кедры, шли лугами с буйством горных трав. Мы равнодушно проходили мимо маральего корня, ливзея, радиолы розовой. На секунду нас задерживали кусты жимолости, которые дарили нам по несколько мясистых сизых и сочных ягод. Шли почти не останавливаясь, перелезая через валежины, коряги, взбираясь на камни. Добрались до сенокосных полян и шел девятый час пути. Под конец приударил крупными каплями дождь, но вымочить нас ему не удалось. Распахнулась спасительная дверь, дождь, гром и молнии остались за стенами просторного рубленого дома. Мы добрались до Полатей.

М.Д.Перовский