Все хорошо знают, что охотиться сразу за
двумя зайцами - ничего не добыть. Знают, чем закончилась история
веселых гусей, живших у бабуси. Может быть, даже читали, как
охотился на диких гусей из бочки Остап Вишня с приятелем,
умостив ее посреди озера.
О настоящих охотниках и говорить нечего: им то, уж, точно
ведомо, что осторожнее и крепче на рану, чем гусь, птицы нет.
Знал обо всем этом и я, да, что ж с того, коли ученье не впрок.
Ведь говорил же когда-то дядька, не поминай на охоте черта…Он
под любой корягой оказаться может, уши развесит и ждет, когда
его окличут. Тогда притычки не миновать.
Стояли мы зорьку на рисовых чеках. Только-только солноворот
совершился. И как хорошо к новогоднему столу жареного гуся
с яблоками подать!
Вовсю шел поздний прилет. Причерноморские лиманы окутал гомон
зимующих стай. А птица все прибывала и прибывала. Погода стояла
разладная: то дождь накрапывает, то снег сыпет, но нам-то
она развсецело гусиная. Здесь всегда так: тепло-тепло, потом
фукнет, как из трубы, и зачертили косяки в небе.
Бывал я в Остаповишневских местах прежде только раз, когда
писал о нем очерк. В ту пору плавни изнывали жарой. Нынче
вот в зиму на гусей подались. Чеки, вроде, и не в самом берегу,
а дует порядочно. Продрог и в арык опустился - все меньше,
взашей, холодит. И справа, и подальше, товарищи мои постреливают,
а у меня-то всего ничего: селезень заполошный налетел, да
шилохвосток еще в темную пропуделял.
Жую всухомятку бутерброд, грустно так, без аппетита. Да и
откуда ему взяться - облетает меня птица.
Бывает, охотники удачу себе наманивают. Ну, там, к Господу
обращаются, дескать, пошли хоть перышко, хоть шерстинки клок.
Не знаю, но, говорят, помогает. Сам-то я не пробовал, да и
приговоров, что-то не припоминаю. И тут, будто, кто дернул
меня. Захотелось вслух выразить желание подстрелить гуся.
Я и гаркнул во все горло - все одно никого, стою, как перст.
Только получилось не обращение к Вседержителю, а как раз наоборот:
- "Черти что, а не место, гниль болотная", - и запустил
недоеденную корку в очерет. Полез на дамбу, собираясь, в скорости,
убраться с нефартового номера. Пустозоряный выход. Вдруг слышу:
- "Ка-га, ка-га…" И ближе, ближе…- Наконец-то! Давай,
давай же. А гуси левистее берут, вот-вот ускользнут.
Таки, достал я последнего с клина. Срезал вчистую. Бегу и
смеюсь: - " Ну, вот и черт пособил. Нет, брехня все это.
Сам налетел. Серый!".
Так второй раз произнес я бесовское имечко на той охоте.
Обтер гусака от грязи и положил на сухую кочку. Стало гор-раздо
веселее. Посмотрел на гуся и думаю, что никуда ему теперь,
кроме новогоднего стола, не деться.
Недолго и ждал, как прорезались с тумана белолобики: "
- Кью-кью-коц, ки-лик…ки-лик", - переговаривалась о чем-то
своем летящая на кормные поля стая.
Стрелять довелось вкосую, но под перо и крайний гусь тряпкой
свалился в приарычный очерет.
- По - оперло, лиха беда…
Провозился в поисках белолобика не так уж и долго, а когда
вернулся к заветной кочке, "серый" меня не встречал.
Его просто не было, как если бы я и не укладывал его собственными
руками.
- Куда ж…ожил, ушел… - нес я околесицу и лихорадочно осматривался,
в раскид держа в одной руке ружье, в другой - белолобика,
пока не приметил свежий след на мелководье - раздвинутую ряску.
Он уходил в очерет. Было ясно, что гусь каким-то чудом отямился
и улепетывает от меня подальше. Вот так, запросто, не за понюх
табаку, расстаться с добычей, когда почти вьяви ощущаешь запах
ее до бронзовости зажарившейся кожицы?.. Скоренько я положил
второго гуся на место сбежавшего и начал преследование. Мелководье
разлива постепенно делалось глубже. Уже и щиколотки скрылись
в булькающей жиже. Уйдет на глыбь - не достать. Но след повернул
в прибереж и потянулся вдоль дамбы. Несколько мелких перышек
подсказывали мне, что птица близко и далеко уйти не сможет.
Прибавив ходу, я увидел сквозь просвет очерета что-то белесое,
словно свет в конце туннеля, обласкавшее мой взор. Видно,
к кочке приторочился, плут.
- Не-ет, если ты не дошел, меня не подпустишь. Я тебя для
верности и…бац! - Только пух закружился облачком. Подхожу
и глазам не верю. Пух есть, даже много, а гуся нет…
-Не вытряхнул же я тушку, не убежал же голый гусь снова, -
мучаюсь нелепыми вопросами и чувствую, что от волнения покрываюсь
испариной.
Совершенно ошеломленный, смотрел я на окровавленное гусиное
убранство. Перья разлетелись широко, а легкий подпушек кружился
и зависал над местом странного исчезновения моей добычи.
Продолжать поиски не имело смысла, и я еще раз чертыхнулся.
Теперь уже в адрес гуся: - " Чтоб тебя черти забрали!"
-"Брали, брали", - отозвались эхом плавни, и мне
показалось, будто, в глубине гнилушек кто-то закашлялся и
зло захохотал.
Жаль было серого. Я пенял себе, что-де, не завернул ему голову
под крыло, как проделывают это с домашней птицей хозяйки.
Тогда бы не ушел, нет, а так…
- Ладно, - успокаивал я себя, - пойду, может еще пофартит.
На крайний случай белолобик остался.
Представьте себе степень моей растерянности и негодования,
когда на кочке не оказалось и его.
Объяснить очередную пропажу в другораз ожившим подранком было
невозможно. Факт исчезновения белолобика обрушился на меня,
как нежданное солнечное затмение, как…Я чуть не зарыдал от
досады и принялся лихорадочно шурухтеть сапогом в траве. Пусто.
- Что за напасть, может, кто из охотников не по-доброму шутит?
Так, ведь. Ну, дознаюсь, мало не покажется! - придумывал я
кару злоумышленнику, обследуя место "преступления"
в поисках улик.
Вскоре я их нашел. Второй след, как две капли воды похожий
на первый, струился в плавни, только поворачивал в противоположную
сторону, словно распашные казачьи усы. Было от чего призадуматься.
Уже и не до охоты, коли творится не весть - что.
Выстрелы помалу стихали. Гусь прошел. Я знал, что утка туманцем
и в день станет мотаться, и постоять еще можно, но утехи в
том мало. Так опрофаниться с гусями!.. К лагерю идти не хотелось.
Рассказать - засмеют. Взойдя на дамбу, я медленно тащился
к машинам и в такт шагов шаркал о сапог селезень, ежесекундно
напоминал о пропавших гусях.
Так бы я и оставался в неведении, строя догадки о злокозненности
охотников, если бы не увидел с высоты дамбы, как какой-то
зверь метнулся из-под нее в крепи. Секундою он задержался,
прежде чем исчезнуть за плотной стеной очерета и я сразу опознал
в нем шакала. В зубах зверь держал недоеденного гуся. Выстрелить
я не успел. Ворюга натурально растворился в камышах. И будто
полегчало - товарищи оказались ни при - чем. Дружно сочувствовали.
Дичь к новогоднему столу я, все же, привез. У нас не принято,
чтоб в коллективе кто-то пустой возвращался с охоты.
Гости очень хвалили и гуся, и меня, и хозяйку. Мне же гусь
показался жестковатым: ноша-то чужая. О своих: "сером
и белом", я умолчал. Новый год ведь. И честно скажу,
хоть не верю я в "нечистую", а с той охоты на номере
больше никогда чертей и их родню не поминаю.
Иван Касаткин
|